Из книги:
"Белов В.Н. Елабужский край на страницах печатных изданий Российской Империи.
Библиографическое исследование. /- М: Издат. «Перо», 2014. – 428 с."
Иванюков И.И. Очерки провинциальной жизни. Русская мысль. Ежемесячное литературно-политическое издание. Книга III. М., 1894 стр. 164-165
В статье русского экономиста XIX века Ивана Ивановича Иванюкова довольно часто печатавшегося в «Русской мысли», рассказывается о судебном деле, разбиравшемся в 1894 году в г.Елабуге о задавленном в селе Елабужского уезда Грахове крестьянине.
стр.164-165
… совсем другой характер представляет разбиравшееся недавно в Елабуге, без участия присяжных дело о задавленном крестьянине. Дело это самое обычное и, вместе с тем, очень характерное для наших провинциальных нравов.
В селе Грахове, Елабужского уезда, проживал местный земский начальник (бывший исправник), отставной штабс-ротмистр Леонид Маньковский. В четверг на масляной неделе (4 февраля 1893 года) в это село приехал управляющий соседнего имения сенатора Шамшина, Константин Кафтанников, знакомый Маньковского. Маньковский, носившийся по селу на своей тройке породистых лошадей, узнав о приезде Кафтанникова, пригласил его в свои сани, и приятели отправились в гости к местному диакону Курочкину. В гостях просидели часа четыре, а затем, по предложению Маньковского, все трое отправились кататься по селу. Из квартиры диакона приятели вышли, как выразился один из свидетелей, «в веселом духе», уселись на широкие сани, итройка покатила по самой людной улице, наполненной в то время гуляющим и катающимся народом. Кучером был служивший у Маньковского татарин Габибулла. С самого начала скачки Маньковский приказал кучеру гнать лошадей во всю прыть. На замечание кучера, что в такое время немудрено кого-нибудь и задавить, Маньковский закричал на него: «Не твое дело, сякой-такой!… Гони в мою голову! Я Отвечаю!» И затем, вскакивая с места, на не раз зычно кричал на лошадей и даже настегивал их кнутом, вырвав его из рук кучера.. Лошади понесли. В конце улицы, когда компания уже выезжала из села, тройка нагнала сани крестьянина Зяблицкого, к задкам которого мальчик Саша Грахов привязал свои салазки и ехал на них. Пристяжная Маньковского ударила мальчика ногою и он слетел с салазок и откатился в сторону, отделавшись незначительными синяками и испугом; та же лошадь наскочила потом на сани Зяблицкого и так ударила их, что они махнули в сторону, а перепуганный мужик стал кричать благим матом: «Что вы делаете, господа? Живых людей давите!» Проехав все село и часть поля, тройка повернула обратно и помчалась с тою же бешенною скоростью. тут и вышла беда.
Впереди тройки, по тому же направлению, шел по селу крестьянин Николай Грахов (старик), и тройка смяла его. Коренная ударила Николая Оглоблей, свалила в ног и подмяла под сани, под которыми тройка и протащила его сажени две, пока сани не соскочили с него. Расскакавшаяся тройка помчалась еще скорее, и при въезде к Курочкину во двор не могла даже попасть в ворота; коренная ударилась оглоблями в верею, и только после больших усилий тройку ввели во двор. Между тем, сбитый с ног и изуродованный Николай Грахов лежал на улице без всяких признаков жизни. Сбежался народ, пошли разговоры, поднялись крики и ропот. Стали обсуждать меры к оживлению старика и, по совету подошедшего фельдшер, перенесли его в больницу, где он хотя и очнулся, но уже с окончательно парализованными руками и ногами, а через три дня после того и умер.
На скамье подсудимых сидел только кучер Маньковского Габибулла, обвинявшийся в «неосмотрительности», последствием которой была смерть человека. Защитника у подсудимого не было (так как на весь округ сарапульского суда имеется один только присяжный поверенный, живущий в Сарапуле, и он, конечно, на сессии не выезжает). В качестве свидетелей на суд вызваны были: 9 крестьян, управляющий Шамшинского имения Кафтанников (один из катавшихся на тройке) и потерпевшая Прасковья Грахова, жена убитого. Ни Курочкин (диакон), ни даже Маньковский, т.е. ближайшие свидетели и участники дела, прокурорскою властью не были вызваны. Маньковский, тотчас же после «неосмотрительности» его кучера, переведен был земским начальником в Ижевский завод Сарапульского уезда. Потерпевшая ничего не искала и поэтому ничего не получила, — да и что взять с татарина? А сам обвиняемый Габибулла присужден был к церковному покаянию и к аресту на три недели.